С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко…
(М. Ю. Лермонтов, 1839 г.)
Два стихотворения о любви
Русская поэзия полна звуков любовной лирики, которая воспевает удивительное чувство, приносящее столько надежд, радости, а порой и разочарования.
Восхитительные поэтические портреты возлюбленных, тончайшие нюансы душевных движений влюбленных, искренность чувств от мимолетных увлечений до той любви, что выпадает человеку один раз и остается с ним на всю жизнь.
Этот год знаменателен двумя датами в культурной жизни страны: 215 лет со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина и 200 лет со дня рождения Михаила Юрьевича Лермонтова.
Вспоминаются два лирических стихотворения поэтов, так по-разному выразивших свои чувства, но в одинаковой мере вызывающих и в наше время восхищение и сопереживание.
А. Пушкин
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем…
Всего восемь строк признания, прощания и… благословения. Сознавая, что любовь в его душе угасает, поэт отваживается на это признание – единственное – первое и последнее. Как бы мимоходом он упоминает о своих переживаниях:
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим…
Но это не главное – поэт заботится о том, чтобы своим признанием не потревожить, не опечалить ту, которую любил и еще любит:
Я не хочу печалить вас ничем.
Так бережно может обращаться к женщине человек, который знает цену любви, умеет беречь и хранить воспоминание о ней.
В заключительных строках душа поэта раскрывается полностью:
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
Это не крик боли – это обращение ко Всевышнему с мольбой о счастье все еще любимой, апофеоз благородства и возвышенности чувства, данного богом единственному существу на земле – человеку.
М. Лермонтов
Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье…
Эти строки обескураживают. Поэт отдает должное красоте той, что сейчас перед ним, но не допускает мысли о своей влюбленности в нее.
В этих строках нет ни нежности, ни теплоты – это скорее констатация факта. Почему же поэт обращается к ней?
Кажущееся сходство красавицы с подругой юных дней воскрешает в его памяти горькие воспоминания о молодости, «погибшей молодости», о прошлом страданье, которое не покидает его.
Но напрасно он вглядывается в прекрасное лицо, долгим взором вникая в ее глаза, – перед ним лишь копия, далекая от оригинала.
…не с тобой я сердцем говорю…
…………………………………….
В твоих чертах ищу черты другие…
………………………………………..
В глазах огонь угаснувших очей…
Эта почти мистическая картина поражает безысходностью.
Можно сострадать поэту, но нельзя ничем помочь, не найти слов, которые принесли бы утешение.
Мучительное сознание невозвратимости прошлого остается до конца жизни поэта – стихотворение написано летом 1841 года незадолго до его гибели.
Два стихотворения о любви…
В моем представлении они дополняют друг друга. От благоговейного чувства и обращения к небесам до неизбывного страдания и верности памяти навсегда ушедшей возлюбленной.
Второе «Я»
Двойственность человеческой натуры издавна привлекала внимание писателей и поэтов, этих «инженеров человеческих душ».
С одной стороны – восторженное восприятие окружающего мира, созидательное творчество, любовь ко всему живому; с другой – неприятие действительности, попрание нравственных устоев, гётевский дух отрицания.
Два человека в одном, их противостояние друг другу, скрытая борьба по воле авторов предстали перед читателем.
А. С. Пушкин в стихотворении «Демон», написанном в 1823 году в южной ссылке, дает характеристику злому гению, который вторгается в душу молодого человека и отравляет её ядом сомнения.
Современники Пушкина видели в демоне реальное лицо, даже называли Александра Раевского. Но сам автор отверг такое толкование демона и интерпретировал свое произведение по-иному. Незрелое молодое сердце, доступное всему прекрасному, соприкасается с «вечными противоречиями существенности», влияние которых навсегда уничтожает лучшие надежды и «поэтические предрассудки души» (А. Пушкин. «О стихотворении «Демон»).
В небольшом стихотворении начертаны и отличительные признаки недуга и его губительное влияние на нравственность общества.
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.
В туманном октябрьском Петербурге уже в XX веке поэт А. А. Блок встречает странного незнакомца («Двойник»). Это стареющий печальный юноша, его шепот – жалоба на усталость и бесцельность шатаний в промозглом тумане. Поэту, который сам тоскует об ушедшей молодости, о потерянной возлюбленной, начинает казаться, что этот незнакомец знаком ему.
Быть может, себя самого
Я встретил на глади зеркальной?
Какой безысходностью, предчувствием беды веет от этой встречи! От блоковского «Двойника» короткая нить к «Черному человеку» С. А. Есенина.
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
Сентябрь, осыпающиеся листья, свист ветра над пустым полем и черный человек, являющийся поэту ночной порой. Непрошеный гость читает скандальную книгу жизни поэта. Мальчик из крестьянской семьи, «желтоволосый с голубыми глазами», превратился в прохвоста и забулдыгу. Изящный юноша, поэт, у которого было много прекраснейших мыслей и планов, теперь всего лишь
…жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.
Вся окружающая обстановка полна внутреннего драматизма: где-то плачет зловещая ночная птица, слышен деревянный стук копыт невидимых всадников, а рядом опять черный человек. Он нагоняет страх, он судит, он обличает. Судит тех, кто считает счастьем «ловкость ума и рук», обличает фальшь и лживость «изломанный жестов».
В стране «отвратительных громил и шарлатанов» высшее искусство – казаться простым и улыбчивым даже при самых тяжелых утратах. Черный человек старается быть объективным:
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.
Да, подлец не мог бы так безжалостно обнажить темные стороны своей жизни, стать для самого себя «черным человеком» и в ярости разбить зеркало, в котором отразился он сам.
«Черный человек» – трагическая исповедь С. А. Есенина незадолго до его гибели.
Герой стихотворения В. С. Высоцкого, не прибегая ни к каким иносказаниям, открыто заявляет о своих странных вкусах и запросах, о своем втором «я».
Во мне два «я» – два полюса планеты,
Два разных человека, два врага.
«Второе «Я»
Тот, кто «живет от первого лица», интеллигентен, мягок, без словаря читает Шиллера, даже в мыслях не позволяет себе лишнего.
Зато второе «я» имеет обличье грубого, злого, нетерпимого мерзавца. Измельчавший «демон» грызет стаканы, бьет витрины и лица прохожих, за что и получает положенный «срок».
Тот, кто «живет от первого лица» возмущенно и страстно отрекается от своего двойника:
Мне чуждо это «ё» моё второе!
Нет, это не моё второе «Я»
Загвоздка в том, что, пытаясь задавить в себе «мерзавца» наш герой не уверен, то ли второе «я» он давит, которое нужно; нет ли здесь ошибки?
В. С. Высоцкий точно рисует реалии нашей действительности, которые и по сей день своей несуразностью вызывают боль и обиду за нас самих.
В шутливом стихотворении О. В. Юркова проблема двойственности получила неожиданное освещение. Автор раздвоился.
В первый раз меня зарисовали…
…………………
Есть бумажный я, и я живой.
Превратился в двойняшку самого себя, нарисованного. Но живого человека отделяет от рисунка целая пропасть. С годами она становится все глубже, в ней исчезают труды, большие и малые дела – все то, что изменило и привнесло время.
Тот, бумажный, остался «тенью птицы». Автор надеется «преодолеть тягостный разрыв», даже изобретает способ, простой и действенный. Его можно найти в сборнике О. Юркова «Яровая борозда».
И последнее. Хватит ли у нас самих смелости заглянуть в собственную душу? Что из прожитого мы примем безоговорочно? От чего отречёмся?
Одинокие паруса
День рождения Михаила Юрьевича Лермонтова (15 октября) для меня такое же значимое событие, как 6 июня.
Поэтому я сразу обратила внимание на статью Дмитрия Шеварова «Осенние паруса», с помещенным в ней автопортретом поэта.
Дмитрий Геннадьевич Шеваров – журналист, публицист и прозаик, автор нескольких книг. В «Российской газете» он ведет рубрику «Календарь поэзии».